У Вас отключён javascript.
В данном режиме, отображение ресурса
браузером не поддерживается
pastorale
Кристофер: яблоко;
Пьетро: нет долгов
Виктор: ужин;
UP
DOWN

my_archive

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » my_archive » посты » олдас и селена


олдас и селена

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

исповедь волнам
Aldous Bryce & Selena Holdbrook
Сэнди Пойнт, Мэриленд, в часе езды от Вашингтона, США;
хх.хх.1996
когда зеркало разбито, можно смотреться и в осколки

Селена
Селена сидела на пассажирском сиденье роскошного лимузина. Для неё, впрочем, Лимузин был не роскошью, а всего лишь средством передвижения. Марк вёз её в Сэнди Пойнт, как всегда молча, не задавая никаких вопросов. Как будто бы назло, сегодня он выбрал ностальгический плейлист. Только что Хулио Иглесиас допел свою "Ностальгию", сейчас же Сальваторе Адамо пел о том, как идёт снег, а его женщина сегодня не придёт. Если следующей песней зазвучит "Вечная любовь" Шарля Азнавура, Селена выпрыгнет из машины прямо на ходу, мысленно она уже поклялась себе в этом.

У Марка было два безусловных достоинства: он был бесконечно предан семье Стэнли, работал ещё на её родителей. А также он был абсолютно туп. Иначе заметил бы, что миссис Холдбрук, которую он везёт на встречу со "старой подругой" сама не своя, и на ней, в общем-то нет лица. В этой тупости, которая, в какие-то моменты могла быть, пожалуй, даже очаровательной, и было сейчас её, Селены, счастье. Но даже учитывая этот играющий ей на руку факт, Холдбрук не осмелилась бы попросить его выключить музыку или поменять диск. Поскольку был большой риск, что даже водитель-тупица что-то заподозрит, а его преданность ей совершенно не хотелось проверять.

Всё дело было в небольшой пикантности — подруга, к которой водитель сейчас вёз Селену, была мужского пола. И они с этой самой "подругой" несколько лет делили радости и печали, кров и постель. Это были дела давно ушедшего прошлого. из которого Селена сама, по своему желанию, ушла тайком в один прекрасный день, и ни о чём не жалела. Но эта музыка, эти песни, что нынче звучали в салоне лимузина, разрывали её душу на части, рвали её саму на куски. Селена отвернулась, чтобы водителю даже не пришло в голову её доставать (хотя он и сам не стал бы ни за что), и упрямо пялилась в окно. Правда, она не могла ничего увидеть — окно было наглухо закрыто, машина — с тонированными стёклами. Мартин убедил её, что так будет лучше для безопасности, и она, в отличии от других случаев, не стала с ним спорить.

В общем, её водитель непременно заметил бы, что что-то с ней не так, при условии, если не был бы так сильно туп. Селена, сама того не желая, подавала об этой знаки всеми возможными способами. Она сама была именно такой знак сейчас: руки, сложенные на коленях, что иногда сильно сжимали край платья, натянутая как струна спина, пустой взгляд, застывший в одной и той же точке на закрытом окне с тонированным стеклом. За весь путь от Вашингтона (а путь этот занимал, в целом, около часа) она не сказала ни слова. Не то, чтобы они с водителем всегда вели задушевные беседы, но, будь на месте старины Марка кто-нибудь другой, он бы уже догадался, что с подругой, на встречу с которой он сейчас свою хозяйку везёт, что-то не так. Женщина, которая едет повидать подругу, которую не видела много лет, не ведёт себя так, словно боится, что на этой встрече её, на самом деле, поджидает маньяк.

А Селена, какой бы сильной она не была, примерно так себя сейчас и чувствовала. И поэтому отчаянно старалась своё волнение не показывать, хотя это из рук вон плохо получалось, что скрывать. Олдас не был маньяком, по крайней мере, тот Олдас, которого она знала и которого однажды оставила. Но она всё равно не знала, чего от него, нынешнего, ожидать, особенно после того, как она с ним тогда поступила. Она не могла предвидеть, каким его увидит сейчас, не особо понимала, зачем он захотел её увидеть по прошествии стольких лет, и даже не могла ответить себе же на вопрос, почему она сама на эту встречу согласилась. В общем, это была ситуация, которую она совершенно никак не могла контролировать. А Селена ненавидела подобные ситуации, как ненавидела всё, что выходило из-под её контроля вообще, в принципе.

Однако она всё же ехала туда, в резервацию, на пляжи, которые, учитывая не сезон, c высокой долей вероятности окажутся сейчас пустыми. Зачем? Холдбрук повторяла себе с тех пор, как получила приглашение и согласилась прийти, что это для того, чтобы расставить все точки над "i". Вряд ли это можно было сделать лишь при помощи одной записки, а именно это было всем, с чем она оставила своего возлюбленного много лет назад, уходя от него. У Олдаса почти наверняка были вопросы и она (как убеждала себя) едет к нему на встречу, чтобы, наконец, дать ему ответ. И это — всё.

Но с ней случилось именно то, чего она меньше всего ожидала. Воспоминания стаей накинулись на неё, терзали её, будто звери, нахлынули волнами, одна выше другой. Ей оставалось лишь надеяться, что не грянет буря, шторм, её не поглотит девятый вал. Однако же были ещё эти песни! Они звучали в машине, а, казалось, будто в её душе, доставая воспоминания о прогулках, поцелуях, обещаниях, страсти и любви, как будто из пыльной коробки — одно за другим. Селена чувствовала — ещё одна такая ностальгическая песня, и она сойдёт с ума.

К счастью, когда Сальваторе Адамо закончил свои страдания по непришедшей на свидание возлюбленной, зазвучала песня, которая вмиг отрезвила Холдбрук. "АВВА" напомнила о том, что они находятся в мире богатых мужчин. С тем, что этот самый мир принадлежит только мужчинам, Селена бы поспорила, всё таки мир, с тех пор, как вышла эта песня, здорово изменился, но в целом, песня расставила всё на свои места, напомнив Селене, что она ушла много лет назад не в пустоту, а потому что не могла существовать во Вселенной бедности, хрупких обещаний и разбитых надежд, где как раз-таки всегда жил Олдас, которого она преданно любила, будучи совсем молодой девушкой.

Такое вот напоминание о реальности в виде песни о мечтах, что для неё всегда были явью, простой банальностью и даже обыденностью, несколько умерило волнение женщины. Они остановились там, где она приказала, направляясь сюда — в паре миль от резервации, на углу огромных домов — последнего оплота человеческой цивилизации перед буйством природной стихии.

— Спасибо, Марк. — сухо сказала она. — Увидимся через два дня. Присматривай за моими мальчиками.

Она позволила себе улыбнуться, имея в виду, конечно же, мужа и сына.

— Да, мэм. — скупо кивнул он, и вышел из машины, чтобы открыть перед ней дверь.

Селена покинула салон, подождала, пока лимузин скроется из виду, и отправилась на пляж в сторону песчаных дюн, где её ждал Олдас. В том, что он её ждёт, она не сомневалась. Он всегда её ждал, преданно как огромный пёс. И хоть прошло много лет, с чего бы это должно измениться? Мужчины всегда хотят ту женщину, которая однажды разбила им сердце. Особенно если она сделала это осознанно.

Холдбрук миновала несколько насыпей, пока не оказалась в укромной бухте. Они должны были встретиться здесь.

Она поправила платье, откинула со лба растрёпанные ветром волосы и, наконец, заставила себя взглянуть вперёд. Хотя она притворялась очень смелой, и едва не сломала себе лицо в попытках его держать, на самом деле, трусила, будто девчонка-подросток. Всё таки было страшно спустя столько лет встретиться лицом к лицу со своим прошлым.

Олдас стоял шагах в двадцати от неё, повернувшись спиной. Она видела его широкие плечи, она сразу же отметила, что на нём красиво сидит дорогая рубашка. Неужто надел на встречу лучшее, что имеет в своём гардеробе?

Селена сделала ещё несколько десятков шагов вперёд. С такого расстояния она ещё не могла увидеть таких мелких деталей, но должно быть, седина уже коснулась его волос. Он много и изнурительно работал с самого детства. Таким людям старость оставляет мало времени и немного шансов.

— Олдас, — окликнула она его достаточно громко, ровно настолько, чтобы оповестить о своём здесь присутствии, — здравствуй.

2

I feel like I'm drowning
У меня такое ощущение, будто я тону,
You're holding me down and
Ты удерживаешь меня и
Не даёшь мне вырваться.
You're killing me slow.
Ты медленно убиваешь меня.

Наверное, море можно понять только в определенном состоянии. Когда мы едем на побережье «отдыхать», то это больше «на других посмотреть и себя показать», чем реальное наслаждение природой и энергетикой бескрайних водных просторов. Нет, на море надо попадать тогда, когда тебе плохо. И когда ему плохо. Когда небо мрачное и затянутое тучами, как твое настроение, полное тревог, сомнений и сценариев один другого хуже. Когда внутри бушует так же, как разбивающиеся пеной о камни волны, рассыпаясь брызгами и окатывая все вокруг, как любое твое действие имеет последствия в дальнейшем. Вот тогда вы чувствуете и разделяете состояние друг друга. А все восторги по поводу ровной волной глади, отражающей солнце чуть ли не всеми цветами  радуги — это романтический флер, который исчезает так же быстро, как и появляется. Примерно так же, как и все счастье и спокойствие.

А был ли ты счастлив, Олдас? Да, был. Когда-то давно, когда рядом с ним совершенно внезапно возникла Селена. Это была первая любовь, закрутившая в водоворот эмоций и желаний. Они отчаянно пытались сбыть все свои надежды, успеть везде, испытать все. Зная, что ухабы все равно будут, они пошли этой дорогой, стараясь игнорировать знаки, что Вселенная решила иначе. Юношеский максимализм застилал глаза белой пеленой, не давая замечать, как неумолимо все катится к катастрофе. Но он точно был счастлив. Море по колено, небо по плечо, когда рядом с тобой самый близкий и любимый человек. И после ее ухода был счастлив. Тем, что она была. Надеждой, что она будет, когда он станет тем, кто ей ровня.

И ты стал, да? Наступил для этого себе на горло, дважды. Сначала изменив любимому стилю письма и подстроившись под выгоду. Потом приняв руководство предприятием, к которому никогда не испытывал интереса. С обоими случаями удалось смириться. Что называется, Вселенная лучше знает, что нам нужно. Зато теперь ты свободен делать то, что хочешь, а не только то, что нужно. И делаешь, да? Вот прямо сейчас. Пусть встреча в Вашингтоне и была случайностью, но такой подарок упускать просто грех, не попробовав что-то изменить. Что? Что дальше? Вот если бы он сам знал. Он всегда живет одним моментом. Вот если сейчас хорошо, то это замечательно, пусть продлится, а что там потом — не важно. Всегда есть надежда на лучшее. Но ведь может случиться и худшее. И вот к этому ты готов? Мужчины, всегда храбрятся. Готов, скажет он, на деле не представляя, как будет снова собирать осколки, которые так старательно склеивал некоторое время назад. И так же не представляя, что будет делать, если сегодняшнее свидание завершится удачно. Нет, ну, в теории, понятно — заберет к себе, осыпет любовью и вниманием, пытаясь вернуть ту атмосферу молодости, которой так не хватило. У него же всегда все так просто. Увидел — позвал. Пришла — устроил свидание. Придет? Надеется. И сходит с ума, распечатав замок на давно похороненных внутри эмоциях. Беснуется, как эти волны сейчас. Смотрит на них завороженным взглядом, боясь услышать тишину вокруг. Боясь, что не придет. И боясь же и обратного. Замирая ещё больше, услышав шаги за спиной.
— Здравствуй, — Повторил он эхом, хотя никогда не использовал это слово, поворачиваясь к ней и снова замирая. Теряясь, будто тот же мальчишка на балу, но приходя в себя быстрее, чем тогда. — Я рассчитывал, что погода будет поприветливее, конечно. Отужинаешь со мной?
Как будто у нее есть выбор? Она уже здесь, а у него уже давно все готово — в небольшой хижине, снятой на несколько дней, пусть он и не думал заранее, что может провести там время не в одиночку.

3

Селена

Олдас по-прежнему потрясающе красив. Хотя теперь это уже не простецкая красота отчаянного мальчишки, а черты мужчины — сдержанные, холодные — и прекрасные в своей строгости.

У Селены ёкнуло сердце, стоило только заприметить его в напыщенной толпе и узнать по шагам, что приближались к ней неумолимо — он тоже её узнал и среагировал первым. А может быть, первым решил действовать. Она повернулась к нему (в тот момент она предпочла отвернуться, делая вид, что её очень интересует винный столик — хотя всегда предпочитала вину шампанское) лицом и посмотрела на лицо и в глаза — как смотрят в глаза опасности. Он был опасен. Не сам по себе — исключительно для её сердца.

В целом, все эти годы Селена вела респектабельную и достаточно приятную жизнь богатой женщины. Она была счастлива, можно сказать: супруг был заботлив по отношению к ней и нежен, подрастал и радовал сын, и она абсолютно точно не была женщиной в тени у подающего надежды чиновника, статусной женой — Мартин всячески поощрял идею того, что она также должна быть в политике и менять мир — если не весь, то хотя бы тот, что находится вокруг неё самой. Она не сидела дома, любуясь декоративными собачками и выращивая цветы. Она строила свою карьеру.

Селене и так неизвестны были слова "экономия", "сдержанность", "бедность". Она не страдала никогда и ни над чем и не забивала этим свою прекрасную белокурую голову. Но вместе с Мартином её состояние значительно увеличилось. И она была уже не просто наследницей финансов своего отца, но женщиной при своём собственном статусе и положении. Так что, ей не приходилось жаловаться на жизнь, как на неё не посмотри.

И всё таки — чего-то не хватало. Не явного, без которого невозможно было жить, нет. Чего-то скрытого от чужих глаз и даже, возможно, от собственного понимания. Это как иной шоколад, знаете? Вроде, вкусный, но добавь в него орех — был бы гораздо более вкуснее. Или как игристое вино — сладкое, приятно тающее во рту — но которому не хватает насыщенности вкуса. Как будто оно ещё недостаточно настоялось в погребах. Словно в нём недостаточно выдержки.

Она иногда ощущала этот недостаток и сама, но, по большей части, быстро гнала от себя подобные мысли прочь — чтобы не рушить давно уже выстроенную идеальную жизненную картину. Однако сейчас, когда ей встретился Олдас, спустя много лет после их расставания — а точнее, после её практически молчаливого побега — эти мысли ощущались буквально физически. Отвратительно свербя в голове. Как будто бы залезший в ухо клещ.

И Селена за это на него злилась. За то, что он так внезапно явился (пусть это была всего лишь случайная и мимолётная встреча) и растормошил эти проклятые мысли в голове, которые она сама от себя с жаждой заядлого игромана пыталась скрыть. За то, что он вёл себя сдержанно и до чёртиков вежливо — как будто это не его она бросила одного в маленькой съёмной квартире, сбежав к более статусному мужчине, подающему более яркие надежды.

Но в особенности Селена злилась на то, какой он красивый. Каким он стал красивым. Исчезли юношеские неровные черты, только обещающие, что их владелец будет весьма симпатичным в будущем. В нежных глазах появилась какая-то тьма и сталь — а жёсткие нотки, как известно, обычно привлекают особенно. В волосах запуталась первая седина — но она как будто бы придавала ему некой уверенности. Поседел он рано — и Селена в этом видела знак. Что он твёрдо стоит на земле.

Поэтому, когда они на том приёме в Вашингтоне впервые за много лет разлуки посмотрели друг другу в глаза, Холдбрук испытала странное волнение, которое испытывать совсем не должна была. И которое, честно сказать, действительно давно не испытывала — лишь в те моменты, когда была ещё юна. И Олдас был с ней рядом.

Она рассчитывала, что волнение уменьшится, списывая его на неожиданность, незапланированность встречи. В самом деле — всегда волнительно встретить человека из прошлого, кем бы он ни был. А их с Олдасом связывали особые воспоминания. Однако прошло уже несколько дней с той минуты, когда они столкнулись лицом к лицу в зале для банкетов — а волнение и не думало слабеть, уходить. Наоборот, оно ощущалось только более явным. Чувствовалось сильнее. Особенно сейчас — когда Селена уже здесь. Смотрит на бушующее море. Которое как будто подчёркивает всё то, что — совершенно негаданно — всколыхнулось вдруг в её сердце и душе.

Она успокаивала себя тем, что знает, почему сейчас здесь, зачем пришла сюда. Потому что ей надо успокоить это волнение от их встречи спустя много лет. Потому что когда они встретятся в следующий раз и вновь посмотрят друг другу в глаза, она должна остаться спокойной, словно водная гладь в погожий летний день. Как будто она точно знает, что следующий раз — будет...

Но когда он встретил её у моря, повернулся к ней,  и их глаза, их взгляды, схлестнулись вновь, когда Селена заметила, как его волосы, которые она так любила ласково теребить, прижимая его голову к себе в нежной ласке, развеивает морской ветер, ей стало ещё больше неспокойно. Сердце просто рухнуло вниз — и, если бы не бьющиеся о берег волны, он бы точно услышал его грохот.

— Зато здесь красиво. А ты всегда любил шторм, помнится мне, — потому что он сам был как шторм — ураганный ветер, — почему нет? Я ведь пришла. Ты приготовил шампанское?

4

Быть гостем на приемах и прочих мероприятиях Брайсу оказалось намного скучнее, чем прислугой. Не то чтобы он прямо мечтал оказаться с этой стороны медали, когда в молодости подрабатывал официантом и таскал тяжелые подносы с бокалами и закусками, но уж точно воспринимал гостей иначе. Не толпой замученных проблемами быта и бизнеса взрослых, которые вынужденно собрались в одном помещении, чтобы обсудить тему, которая вообще никого из них не волнует, но нельзя это показать. Не кучкой конкурентов, готовых перегрызть друг другу глотки из-за того, что кто-то поздоровался с кем-то раньше, и успел насадить свое мнение в чужую голову по какому-то очень важному вопросу. Организация, что должна объединять людей общей миссией и целями, на деле только заставляет их друг друга терпеть. Вечер, который должен был быть приятным, приобретал какие-то странные очертания. Вокруг все та же толпа, но Олдаса замечают куда больше, чем раньше. Теперь его знают в лицо, здороваются, и кто-то даже знает больше, чем имя и профессию. Но только один человек в этом зале знал, что на самом деле привело его сюда. В каком воспоминании плавают его мысли на каждом приеме. Снова и снова он возвращается в тот далекий день, когда увидел ту дебютантку в небесно-голубом платье, что захватила все его внимание и на том вечере, и после. Девушка из высшего общества, куда ему дорога на тот момент была закрыта, спустилась со своего облака и дала ему шанс. Но, как это у него часто бывает, с первого раза редко что получается как надо. В этот вечер она тоже здесь. По своим делам, совершенно с ним не связанными. В своем кругу, а знакомства у них тоже совершенно разные. И все-таки провидение привело их в одну точку спустя столько лет. Олдас никогда не был фаталистом, но за такие шансы хватается. Когда-то букет и подарок первого успеха на нее действия не возымели, но ведь и с того момента тоже прошло какое-то время. Мало ли что за это время случилось. Напомнить о себе он попросту обязан.
      Ни единой мысли о том, что Селена, должно быть, вполне счастлива в своей жизни без него. Ни единой мысли о том, что он может быть забыт. Ни единой мысли о том, что такое стремление, какое он себе поставил, это уже навязчивая идея и не нормальна. И только попробуйте ему об этом сказать, он ответит "Разве можно позабыть первую любовь? Разве можно останавливаться, если не знаешь, что выбрать? Надо выбрать и идти дальше". Селена всегда была его выбором, даже если за ней пропасть, даже если за ней обрыв и гибель. И его путь к ней можно сравнить с плаванием "Титаника" — перегруженный корабль, холодные воды, подводные опасности. Он застал ее врасплох, пока рядом никого не было, с бокалом шампанского в руках. Перегруженный ностальгией и решимостью снова завоевать ее. Встреченный холодно, с нарочитой вежливостью и вызовом во взгляде, как она никогда на него не смотрела. И все же, она согласилась встретиться с ним позже.
      Но этим вечером это уже был не айсберг. Полетела прочь маска светской леди, оставив перед ним знакомую, простую и понятную женщину, которая помнит их общее прошлое, и даже что он любит. Да, он любит шторм. Ураганный ветер, сметающий все на своем пути и заставляющий ежиться и кутаться в пиджаки и куртки. Ливневый дождь стеной, шумящий и бурлящий в потоке, что несется к водоотводам. Назревающий постепенно, предвещающий о своем приходе, неотвратимый и быстро пролетающий, оставляющий за собой тишину и спокойствие на море, но разруху на берегу, усыпая его всем тем мусором, что вычистил с водной глади. Цикличный процесс, нужный не только морю. Кто есть кто в этой метафоре? Какая-то она не очень удачная.
      — И не только его, пойдем, — отмирая наконец, Олдас показал рукой в сторону домика, где и был накрыт стол. Погода портилась, а там хотя бы тепло и сухо. Рай в шалаше? Как буквально. Особенно с учетом того, что раньше у них правда был шалаш, по меркам текущих возможностей. И ее любимое блюдо тогда он приготовить мог только по особому случаю, потому что креветки, авокадо и грейпфрут явно не по карману. Зато сейчас ничего не мешает сейчас устроить ей полноценный ужин из всех полезных блюд, что она когда-то готовила сама на его кухне. — А я помню, что ураганы успокаивало. — Вот говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, и Олдас совсем не исключение. Его всегда стоило только лишь накормить. А сейчас, кажется, заедать стрессы и неудачи считается моветоном? Наплевать. Это одно из тех ощущений, что он хочет вернуть. Он переживет переход на "здоровое питание", если самое здоровое, что было в его жизни, к нему вернется. Но так ли он к этому готов, как думает? От серьезных вещей мысли уходят куда-то к мелочам, а тем временем пара поднялась по ступенькам и вошла в дом. Просторная комната служила и кухней, и столовой, и гостиной. Спальня же находилась на втором этаже, куда вела неудобного вида лестница. Этот домишко явно не был рассчитан на романтический ужин, да еще и с особой такого ранга. Это настолько бросалось в глаза, что Олдасу самому становилось не по себе, что он все это делает.

5

Селена

— И не только его — отвечает Олдас, и это только звучит просто, но, по сути своей, — довольно откровенная наглость. Во всяком случае, Селена воспринимает эти слова именно так. Он как будто заявляет свои права: потому что она ни за что не поверит в то, что это, с виду самое обычное, замечание ничуть не касается её самой. Как не поверит и в то, что и для него их неожиданная встреча — далеко не просто формальность или повинность, которую нужно просто отбыть из соображений деловой этики или интересов бизнеса, и, в лучшем случае, оставить её в своей голове только лишь мимолётным воспоминанием, а в худшем — совершенно забыть, что она вообще когда-то была.

В улыбке, что тут же появляется на лице Холдбрук, спрятано — не особо тщательно, впрочем, — самодовольство. В той его степени, по крайней мере, которую разрешают правила приличия, выписанные как раз для подобных ситуаций. Да, в её понимании, Олдас словно бы решил ей вот так ненавязчиво напомнить, что он — её любовник, оставив которого в своё время, она поставила лишь аккуратную запятую. Точка же в их отношениях всё ещё поставлена не была.

— Нет, не только его, конечно, — улыбается женщина довольно лукаво, поглядывая на этого знакомого незнакомца, — уверяю, в том, что твой круг интересов неограничен, я не сомневаюсь нисколько.

Не то, чтобы Мартин был недостаточно внимателен в их супружеской жизни, недостаточно нежен, или позволял себе холодность или игнорирование в её сторону — никогда не было между ними ничего подобного, даже близко. Наоборот, его отношение к жене было чем-то вроде отношения коллекционера к редчайшей статуэтке, которая досталась ему столь тяжело и вызывала такое глубокое восхищение, что он вечно держал своё сокровище на красивой полке, на самом видном месте, мог часами и днями просто любоваться ею, и прикасался всегда с невероятной осторожностью и трепетом, особенно когда сдувал с неё пыль. Олдас же походил на дерзкого афериста, которому ничего не стоит похитить такое сокровище прямо из-под носа коллекционера — и убежать вместе с ним на руках, смеясь всем простофилям назло и не боясь совершенно ничего ровным счётом. Олдас всегда обладал таким характером, и эта его черта пьянила Селену без вина. Но тогда, много лет назад, то была только лишь юношеская взбалмошность. А сейчас, когда у Олдаса выросли вес, амбиции, размер кошелька и степень уверенности в каждом взгляде, он как будто готов буквально затащить её в свои мир, не дав ни малейшего права вырваться из своих объятий — просто потому, что мог себе это позволить.

Холдбрук же вряд ли так считала — но его самоуверенность завораживала. И ей всё больше становилось любопытно, во что это выльется, в итоге. К чему приведёт их этот путь. Встретившись с ним случайно на том светском приёме, от пресной тошноты которого у неё всё ещё стоял ком в горле, она как будто бы ненароком свернула на узкую лесную дорожку. Но сойти с неё уже вряд ли могла — впереди была огромная чаща, а позади — тёмный лес. И ничего не оставалось, кроме как петлять по этой узкой тропке, в слепой надежде, что она, рано или поздно, приведёт на широкую и более доступную взору тропу.

Олдас повёл её как раз по такой не слишком заметной дорожке к небольшому домику, похожему, скорее, на захудалое шале. Селена шла рядом, где-то сбоку, — не то, чтобы покорно, но давая ему понять абсолютно точно, что сбегать она отсюда не намерена. Во всяком случае, пока что, по состоянию на сейчас. Её слух драконила шумная песнь моря, вырaстающая во всё более грозную мелодию с каждой долей секунды. Краем взгляда она замечала, что это место, возможно, — самый дикий пляж, на котором приходилось бывать когда-либо. Идеальная обстановка для двоих бывших возлюбленных, чьи отношения были вечно похожи на что угодно — но только не на тёплый летний, приятно ласкающий кожу, бриз.

— Успокаивало ли? — поддевает она Брайса намеренно, продолжая дарить ему лукавый и играющий, будто брызги шампанского, взгляд.

Ручаться за то, какой ему запомнилась их прошлая история, она не могла, конечно, — но сама вспоминала о том, что он всё время был в поиске и в вечном движении, в приливе вдохновения и буйстве чувств, красок и сил — так что, шторм никогда не заканчивался, на самом деле — лишь ослабевал изредка, чтобы вскоре ударить уже с новой силой. Его шатало по волнам жизни, и он тащил её за собой — пока она не устала и не ушла в штиль. В отношения, в которых погода не меняется практически никогда и почти не по каким причинам.

Однако Олдас по прежнему ведёт её в их маленький, выбранный им для сегодняшней встречи, импровизированный замок — и она идёт следом. Не идти не имеет желания, да и, к тому же, не видит ни веских поводов, ни достойных причин. Они оказываются внутри дома, который выглядит ещё более мелким, чем казалось снаружи. Селена неспешно осматривается по сторонам, бросает беглый взгляд вокруг. Забавно. Особенно — стол, где, очевидно, их ждёт ужин. Холдбрук практически не имеет сомнений в том, что состоять этот ужин будет не из-какой-то убогой яичницы. Уж Олдас-то явно придумал что-то оригинальнее и интереснее подобных блюд — слишком уж он для них непростой.

Да, сколько она его знала и сколько была с ним рядом, он всегда был безумно голоден: до впечатлений, идей, знакомств и чувств. Простая и даже, в какой-то степени, примитивная еда, которой они перебивались тогда, живя от его одного случайного заработка к другому, едва ли могла усмирить его аппетит. Случилось ли это теперь, когда его возможности — во всех сферах — явно стали больше? Вот сейчас это и станет понятно.

— Оригинально, — комментируя обстановку, отозвалась Селена, в этот раз позволив себе улыбнуться только краешком губ, — впрочем, мне слабо верилось, что для нашей встречи ты выберешь какой-нибудь простой и совершенно стерильный особняк.

Она молчит несколько минут, но вскоре делает вывод, показавшийся ей совершенно забавным:

— Это всё выглядит как начало захватывающего приключенческого романа. Возможно, мне стоит называть тебя Индианой Джонс? Или "мистер Бонд", м-м? Что скажешь?


Вы здесь » my_archive » посты » олдас и селена


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно