колетт

По большей части, Колетт была довольна своей жизнью. Она не была классической красавицей, одной из тех, которую весьма охотно снимают на плёнку, с которой рисуют картины. Однако рано поняла, что почти все особенности своей внешности и черты характера можно превратить в форпост личностного обоняния, которым она совершенно не стеснялась пользоваться и которое помогло ей во многом как в личной жизни, так и в профессии.

Однажды, будучи ещё только начинающей актрисой, у которой за спиной едва ли были крупные роли в больших, громких проектах, она сидела в длинной очереди на очередное прослушивание и рассматривала себя в зеркало от потолка до пола (всего в зале таких зеркал было целых пять). Она никогда не была глупой, скорее, наоборот, — и все вокруг отмечали, и она сама знала, что наделена острым умом. И вот, видя в зеркале угловатую, немного нескладную девушку с крупным носом, впалыми щеками и глазами, что были непропорционально огромные для её лица, Колетт сообразила, что едва ли ей когда-нибудь удастся заполучить хоть одну серьёзную драматическую роль. Она приглядывались к себе, корчила собственному отражению рожи (благо, у каждого претендента были свои методы настроиться на роль, так что, на неё никто особого внимания не обращал), то втягивала, то вытягивала шею. И всё с будущей карьерой стало для неё вполне очевидно в тот момент: она будет смешить. Внутреннего запала и энергии ей вполне хватит, да и она никогда не испытывала ни трудностей в том, чтобы заставить человека смеяться, ни какой-либо неловкости от этого. Она знала, как заставить перестать мать сердиться, или хоть немного сменить гнев на милость с помощью шутки; над её розыгрышами часто громогласно хохотал отец, и даже суровый дед нередко не мог сдержать улыбки, когда внучка устраивала очередное представление. Бабуля, повизгивая, однажды призналась, что, если Колетт будет продолжать так дальше, то заставит её лопнуть от смеха и умереть.

Роль в тот раз она получила — крошечную, пятиминутную, на две сцены — в массовке. Но ушла с того прослушивания с подарком куда более ценным, чем роль — с пониманием того, в каком направлении двигаться и что ей делать дальше. С уверенной непоколебимостью, можно сказать.

С тех пор ей сопутствовала удача в карьере. Фортуна нечасто отворачивалась от неё, редко изменяла ей. И вот — она здесь. Если не на пантеоне звёзд первого эшелона, то в "крепких списках" актёров, к которым неравнодушен как зритель, так и режиссёр. Она всё ещё достаточно молода, чтобы не думать о спаде карьерного роста — мир сильно изменился даже за последние десять лет, это также коснулось и киноиндустрии, и никого из коллег сейчас не волнует отсутствие востребованности к сорока, пятидесяти годам, потому что ничего подобного больше нет. А Колетт и того меньше. Так что, она не торопилась бить в набат, уверенная, что главные карьерные вершины у неё ещё впереди. В конце концов, разве не в зрелом возрасте стал известен всему миру её кумир — Луи де Фюнес? Можно, конечно, сказать, что он — не правило, а исключение, так ведь и она — тоже. А пока что — роли эксцентричных дам, невероятных чудачек, городских сумасшедших. Амплуа, которое Колетт искренне любила и которому отдавалась всегда всей душой. Ну и конечно зарок себе  — не останавливаться, не бояться пробовать новое. Как вот участие в "Танцах со звёздами" — передаче, которая, к большому удивлению Хилдинг, показывала стабильно высокие рейтинги.

Она редко останавливалась, крутясь как волчок. Не забивала собою все эфиры, естественно, но старалась как оставаться в поле зрения, так и сама ничего не упустить. И ей нравился такой образ, такой стиль, такой ритм жизни. Она совсем не чувствовала, будто он слишком для неё тяжёл. Вовсе нет. Абсолютно.

Жаловаться было не на что — и всё же знакомство с Наби, их взаимная симпатия, а теперь трепет зародившихся нежных чувств, внезапно открыли Колетт, что иногда остановиться, выдохнуть и насладиться тишиной совсем не лишне. Сейчас, сидя на подоконнике, сжимая чашку с горячим напитком одной рукой, а другой чертя изгибы вслед за стекающим по ту сторону окна дождевым потоком, она улыбалась той простой улыбкой спокойного и тихого счастья, которая  всегда расцветала у неё на губах, когда рядом был Наби. И, едва он быстро убрал подбородок с её макушки, Колетт откинула голову назад, чтобы очутиться вновь  к нему поближе и всё стало как было секундой прежде. Ей и так не было холодно, но мужчина, в чьей компании она проводила выходные в этом маленьком уютном домишке, был потрясающе тёплым — как будто шерстяной плед. И Колетт хотела подольше сохранять это тепло в себе, укутаться им, укрыться.

— Нет, никаких мыслей, — прикрыв рот ладонью, она сладко зевнула, — совершенно никаких.

Однако, когда он задал полный огромного намёка вопрос, Хилдинг медленно повернула голову в его сторону,  внимательно на неё посмотрев. В её взгляде тотчас же вспыхнул огонёк азарта, а улыбка стала хулиганской, задиристой, почти что лукавой:

— Наверное, — кивнула она, — думаю, дождь — прекрасная музыка, чтобы под неё танцевать.